|
Элем КЛИМОВ: ИДИ И СМОТРИ
Элем Климов снял всего несколько картин. Каждая из них - веха в
истории советского кино. Каждая бескомпромиссна, как сам Климов. Оттого так
доставалось его фильмам. Оттого их так мало. Система боролась с ними, запрещала,
прятала на «тюремную» полку. А Климов шел на таран. Не уступал. И в конце концов
Система обессилела и пала.
Но лишь он один знал, сколько сил, здоровья
потребовалось, чтобы пережить бесконечные мытарства с «Агонией» (более 10 лет на
полке), «Похождениями зубного врача», «Прощанием» (фильм, начатый режиссером
Ларисой Шепитько) и конечно же знаменитой «Добро пожаловать, или Посторонним
вход воспрещен». Стойкий борец за демократию, председатель Союза
кинематографистов СССР горячих перестроечных лет умел сохранить в себе не только
мужество и порядочность, но и детскую непосредственность, позволяющую ему всегда
называть вещи своими именами. И нежность... Может быть, поэтому Климов так здорово
умел работать с детьми. Они ему верили...
Этот монолог -
рассказ Элема Климова о его дебютном (и дипломном!) фильме - публикуется
впервые.
Конечно, «Добро
пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» я снимал как иносказательную
историю. Образ пионерлагеря разрастался в образ нашей юной прекрасной страны.
Но, несмотря ни на что, дети в фильме победили. Победили и полетели, как и
мечтали. Детские мечты обязательно должны осуществляться. Помните, даже самый
смешной мальчишка в бочке улетел. Если честно, я сам до последнего времени
летал... во сне - со всеми трудностями, преодолением притяжения, переживаниями.
Просыпался в поту. Правда, с годами «полеты» случались все
реже.
Против чего была картина? Против системного идиотизма,
перечеркивающего индивидуальность. Демагогической ахинеи, впитавшейся во все
поры общества. Ведь всю страну вынуждали целыми заводами, институтами
салютовать: «Будь готов! - Всегда готов!».
Сам я никогда в жизни не
был в пионерлагере. Так что фильм - моя фантазия. Но в пионерах был, и галстук
со специальной закрепкой носил. И когда меня в 14 лет приняли в комсомол (было
это в послевоенном Сталинграде), не мог идти домой, меня колотило от волнения.
Тогда тоже думал - взлечу. Вот какими мы были...
С детьми сама судьба
меня свела. В конце второго курса во ВГИКе надо было сделать короткометражку:
немой этюд - сочинить органичную ситуацию без слов. Так и возник восьмиминутный
«Жиних». Идет контрольная по арифметике в четвертом классе. Учительница читает
«Ромео и Джульетту». А мальчик и девочка за партой переживают свою историю
любви. Музыку нам преподавал Микаэл Таривердиев. Увидев готовый материал, он
сразу предложил озвучить сюжет темой из прокофьевского балета «Ромео и
Джульетта». Всем было ясно: не пропустят. Но Таривердиев обещал пробить. И
пробил...
Потом была преддипломная работа о ребятах, решивших в
московском дворике в сарайчике для мотоцикла построить ракету. Все мы тогда
переживали время истерического поклонения космосу. Так вот, рядом с мальчишками
крутится четырехлетний малыш Коля. И когда большим конструкторам строительство
космонавтики осточертело, он их держит. Он-то всерьез собирается лететь. И так
истово в это верит, что садится в нагромождение из бочек и...
взлетает.
Тогда я понял: в работе с детьми нельзя сюсюкать. Взрослые
всегда ощущают себя педагогами, а детей видят недоумками. Но ребята, как и
взрослые, бывают талантливые и не... Главное для режиссера - распознать, учуять
органику. И вот так я напрактиковался, что уже через улицу видел: талантлив
ребенок или нет. А на экране фальшь особенно царапает.
Потом случился
полнометражный фильм «Добро пожаловать...», между прочим, моя дипломная работа.
Меня, студента, пригласили на «Мосфильм», два объединения готовы были заниматься
картиной. Первый конфликт возник из-за ректора ВГИКа Грошева. Он вцепился
мертвой хваткой в сценарий Лунгина и Нусинова: «Не будет такую вредную картину
снимать наш студент!». Без устали ходил, писал, звонил: в ЦК, Госкино и еще куда
надо. Столько энергии, сил потратил... Но дело все же двигалось к съемкам. Кому
играть главного героя? Тут возникла вторая проблема. В роли директора лагеря
Дынина я видел только Евгения Евстигнеева. В те годы я дневал и ночевал в
«Современнике», смотрел не только все спектакли - все репетиции. А в дарование
Евстигнеева просто был влюблен. Тогда в кино он еще почти не снимался. Мне
говорят: «Евстигнеева - ни в коем случае». Начали предлагать характерных актеров
с глупыми рожами - ясно, так можно характер Дынина укоротить до размеров дурака.
Что с дурака взять? Ведь не я один ходил в «Современник». Всем было очевидно:
Евстигнеев привнесет в фильм социальную тему. В общем, приказывают: «Кто угодно,
только не он». «Ну тогда кто угодно, только не я», - отвечаю. И ухожу. Похоже,
моя наглость обескуражила... Согласились.
А мне хотелось не столько
обвинять, сколько защитить детей, которых так нелепо оболванивали. Помните
транспарант, мелькающий на протяжении всей картины - «Дети - хозяева лагеря!».
Мы все жили под транспарантами «Мы - хозяева своей страны!» Но как не были ими,
так и не стали...
Фильм все время висел под угрозой закрытия, поэтому
снимали его в бешеном темпе. Сдавать картину я должен был 15 мая 64-го года. А
мы завершили работу в предновогодние дни... на полгода раньше.
Когда
вспоминаю о работе над картиной, перед глазами сразу встает лицо... Сейчас вы тоже
его вспомните.
А дело было так. Я искал ребят для съемок. И как-то мы
с Ларисой (Лариса Шепитько - кинорежиссер, жена Элема Климова. - Л.М.) побывали
на очередном детском празднике во Дворце пионеров на Ленинских горах.
Возвращались домой в полупустом троллейбусе. Вот сижу я на заднем сиденье, а
передо мной едут... два уха. Буквально. Больше ничто не бросается в глаза. Начинаю
всматриваться: а уши-то заподлицо забиты песком. На Мосфильмовской уши
выходят. Я - за ними, кричу вдогонку: «Мальчик, мальчик!». А он не слышит.
Уши-то забиты. Видать, только что с купанья. Стучу по плечу. Оборачивается.
Черная майка растянута до пупа, лицо... Такого лица я не видел. От улыбки
удержаться невозможно. Как такого упустить. Думаю: ну раз нет такого персонажа в
фильме - надо его придумать. Вот в сценарии и возник сквозной герой, постоянно
ко всем пристающий: «А чего это вы тут делаете?». В сценарии мы его назвали
«Мальчик с профилем Гоголя». А сыграл его Слава Царев.
Мы снимали на
юге, неподалеку от детского лагеря «Орленок». Однажды прихожу со съемок в
гостиницу - уставший, весь в пыли. Тут - стук в дверь. Заглядывает Витя Косых:
«Элем Германович, а Гоголь - курит...». - «Где?» - «В туалете». - «Давай его сюда,
быстро». Приходит Гоголь. Перепуганный. С еще более вытянутым лицом. С плотно
сжатыми губами. «Ну что, Слава, курил?». Мычит. «Как же ты можешь, Слава...»
Мычит... Тут и Лариса, заинтригованная, откладывает книгу. В этот момент Гоголь
начинает оправдываться, и комнату заполняют мыльные пузыри. Он со страху
продолжает что-то говорить, а комната практически вся покрывается белыми
пузырями. Оказывается, он, чтобы запах отбить, наелся зубной пасты. Шепитько
хохочет до слез. Я едва сдерживаюсь - усталость как рукой сняло.
Как
только картину сдали, на нее сразу навесили два клейма: антисоветская и
антихрущевская. Тогда я впервые слово «антисоветская» и услышал. Что же касается
Хрущева, сначала я думал, что нас обвиняют из-за темы кукурузы, проскальзывающей
в картине. Оказывается, все еще хуже. Причиной обвинений стал эпизод с
воображаемыми похоронами бабушки. Над процессией несут ее увеличенный портрет.
Так вот, при фотоувеличении становятся видны редкие волосы бабушки. Тут строгие
цензоры Госкино и поймали нас: «Это они Хрущева хоронят».
Так я
вплотную столкнулся с системой цензуры и подавления. Идиотской и жестокой. Я ей
приметился как-то сразу. Вот она меня потом уже в покое и не оставляла. Фильм не
принимали никак. И вдруг в нашей квартире раздается звонок. Жуткий крик Марка
Донского: «Тут рядом со мной - Юткевич. На коленях просим: приезжайте сейчас же
в Болшево». Оказывается, у них только что закончился просмотр фильма. С Пырьевым
случилась форменная истерика, он сполз на пол с хохотом и слезами. И мастера
решили для нас с Ларисой устроить настоящий праздник. Но Грошев по-прежнему - ни
в какую. Не дает мне защищать диплом такой похабной антисоветской картиной. До
сих пор удивляюсь, сколько сил, времени он потратил на эту борьбу. И если бы не
помощь и защита Сергея Герасимова, он бы меня выгнал. Между ними произошел
разговор на самых высоких тонах.
Впрочем, несмотря на разрешительное
удостоверение, фильм практически на экраны не вышел. Его показали в паре
кинотеатров на первом сеансе в 8 утра и скоренько
сняли...».
Подготовила Лариса
МАЛЮКОВА
P.S. Последний фильм Климова «Иди и
смотри» вышел немногим менее 20 лет назад. Затем им была задумана масштабная
киноверсия «Бесов», но резко воспрепятствовал глава Госкино Ермаш. Потом были
скрупулезно продуманные и выношенные идеи фильмов «Преображение», «Про
Ивана-дурака», картина о сталинском времени и, наконец, многострадальный проект
по мотивам «Мастера и Маргариты», на который были потрачены годы... Нет, все-таки
Система оказалась удивительно живучей!
«Новая газета» 30.10.2003
|
